Петр Киле - Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе]
Здесь вся возвышенная философия эпохи Возрождения с восхищением перед природой и человеком, как и Богом с его ангелами, переосмыслена, как поклонение праху. Это перелом в миросозерцании, который в той или иной степени пережили все высшие представители эпохи Возрождения.
Пьеса о датском принце наполняется автобиографическим содержанием из жизни поэта, что становится особенно очевидным, когда заходит речь об актерах, с воспроизведением войны театров, с упоминанием Геркулеса с его ношей, эмблемы театра "Глобус". Пьеса по содержанию становится современной, хотя по поэтике, с явлением Призрака, это трагический миф, как у древних греков.
Осовременивание содержания пьесы, просто одной из линий сюжета, как было и в хронике "Генрих IV", как в воссоздании любви Ромео и Джульетты, у Шекспира создает глубину и широту, соответствующую миросозерцанию поэта и эпохи Возрождения в целом.
Что Гамлет оказывается знатоком театра, можно бы принять, но и Полоний не просто театрал, который в студенческие годы играл Юлия Цезаря, а почти что театровед. К сообщению о приезде актеров, что Гамлет принимает издевательски по отношению к царедворцу, Полоний добавляет: "Лучшие в мире актеры на любой вкус, для исполнения трагедий, комедий, хроник, пасторалей, вещей пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагикомико- и историко-пасторальных, для сцен вне разряда и непредвиденных сочинений. Важность Сенеки, легкость Плавта для них не штука. В чтенье наизусть и экспромтом это люди единственные".
Шекспир шутя разложил все по полочкам для сотни книг о театре эпохи Возрождения в Англии. И он же сам мог встретить актеров из своей труппы или других трупп в Тичфилде или Гринвиче с радушием и изысканностью, свойственными ему:
"Здравствуйте, господа. Милости просим. Рад вам всем. Здравствуйте, мои хорошие. - Ба, старый друг! Скажите, какой бородой завесился с тех пор, как не видались! Приехал, прикрывшись ею, подсмеиваться надо мною в Дании? - Вас ли я вижу, барышня моя? Царица небесная, вы на целый венецианский каблук залетели в небо с нашей последней встречи. Будем надеяться, ваш голос не фальшивит, как золото, изъятое из обращенья. - Милости просим, господа!"
Ведь это он обращается к юноше, который играет женские роли, как было во времена Шекспира.
Удивительно, с какой живостью встречает Гамлет актеров, ни тени меланхолии, можно подумать, он состоял в труппе, во всяком случае, он был завсегдатаем театров. Это Уилл встречает свою труппу после гастролей или труппу, хорошо ему известную, которая собирается дать представление в "Глобусе". И вся сцена с актером, выступающим с монологом о гибели Трои, - это театр в театре, с перспективой до глубин времен и с оценкой значения театра, злободневной и сегодня.
Персонаж из средневековой повести выходит на сцену из современной жизни, неся в себе вершинные ее мысли о человеке и театре, - кто же это? Принц Гамлет? Да, конечно, но таким выдает нам его Уилл, вкладывая в его уста свои переживания и мысли, ибо сам пребывает в состоянии принца, не потому, что недавно умер его отец, совсем недавно обезглавлен граф Эссекс, а его друг-покровитель граф Саутгемптон в Тауэре, не потому, что королева Елизавета стара и, не назначая наследника, может ввергнуть страну в смуту, а во совокупности всех событий века, столь блестящего еще совсем недавно, но ныне уходящего в ночь
.
Расставшись с актерами, Гамлет задумывается о себе, и звучит удивительный монолог столь же о театре, его воздействии, сколь о смятенье, в каком пребывает его душа. Это рефлексия, какая могла бы коснуться души героя и без видимых причин, но причины вопиют и взывают к мщенью. Гамлет восторгается вдохновеньем актера, не находя его в себе для свершения мести, поскольку он не злодей, не рвется к власти, это не нерешительность, в чем он упрекает себя, это человечность.
Явление Призрака - это из средневекового мировоззрения, не факт, и Гамлет решает прибегнуть к силе искусства, которую столь выразительно продемонстрировал актер. Леонардо да Винчи, кроме искусства, обратился бы к опыту.
Далее, в сцене 1 акта III в двух сценических эпизодах Уилл уже не ограничивается воспроизведением своих мыслей и переживаний, а схватывает образ героя высокой мысли, который измерил границы земного бытия, но обращает весь пафос горестных раздумий против любимой девушки, которая не переносит перемены в его отношении к ней, сопряженной, к тому же, его безумием.
Должно помнить, раздумья принца - говорит он вслух или внешне это проявляется лишь в жестах - внятны душе Офелии, наблюдающей за ним.
Г а м л е т
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Обидчицы судьбы иль лучше встретить
С оружьем море бед и положить
Конец волненьям? Умереть. Забыться.
И все. И знать, что этот сон - предел
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть. И видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот объясненье. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Позор гоненья, выходки глупца,
Отринутую страсть, молчанье права,
Надменность власть имущих и судьбу
Больших заслуг перед судом ничтожеств,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала? Кто бы согласился
Кряхтя под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться.
Так всех нас в трусов превращает мысль.
Так блекнет цвет решимости природной
При тусклом свете бледного ума,
И замыслы с размахом и почином
Меняют путь и терпят неуспех
У самой цели. Между тем довольно! -
Офелия! О, радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.
Здесь весь Гамлет, высокое поэтическое создание, сотканное из чувств и мыслей поэта, высказанных в сонетах; здесь весь человек, каким он предстает уже у древних трагиков. В высокой сфере мысли, где витал до сих пор дух принца, он и Офелию встречает, как прежде, но в предчувствии своей судьбы тут же прощается.
Далее следует между ними диалог, решающий в их взаимоотношениях и судьбе. Перелом в умонастроении принца коснулся и его чувств к девушке, которую он любил, судя по его письму к ней и заявлению позже, у ее могилы, как сорок тысяч братьев не могли ее любить, что говорит об его состоянии на грани безумия, без всякой нарочитой игры, и это Офелия безошибочно чувствует, к ее несчастью.
О ф е л и я
Какого обаянья ум погиб!
Соединенье знанья, красноречья
И доблести, наш праздник, цвет надежд,
Законодатель вкусов и приличий,
Их зеркало... все вдребезги. Все, все...
А я? Кто я, беднейшая из женщин,
С недавним медом клятв его в душе,
Теперь, когда могучий этот разум,
Как колокол надбитый, дребежит,
А юношеский облик бесподобный
Изборожден безумьем. Боже мой!
Что видела! Что вижу пред собой!
И Офелия впадает в безумие, которым поразил ее Гамлет, сам безумный или играя безумного уж слишком искусно: он не просто обманул ее со своими уверениями, что для девушки уже потрясение, хуже, сошел с ума, - как это вынести? Смерть отца не повод, а лишь дополнительная капля в ее беде. Ее безумие, ее смерть - все исполнено поэзии, а трагическая развязка с трупами уже ничего не добавляет. Трагедия у Шекспира перерастает в мировую драму, во всеобъемлющую поэтическую форму, заключающую в себе жизнь человека и человечества во всех ее проявлениях.
В принципе, Гамлет как персонаж трагедии с сюжетом из средневековой повести не столь привлекателен, уж конечно, никакая не гениальная личность, как увлекаются им исследователи, никаких деяний он не совершил, кроме мести, но это скорее в виде самозащиты, да ценою жизни, а его поведение с любимой девушкой, по сути, ничем не оправданно, кроме как самодурством принца, будущего короля, здесь первопричина несчастья Офелии.
Гамлет привлекателен не как характер с его нерешительностью, не как душа, замкнувшаяся в своих горестях, и рефлексией, а ореолом света и поэзии, как и Офелия, чем наделил их Уилл с его гениальным даром. В нем все дело.
Если Ромео мало что получил непосредственно от Уилла, то Гамлет - всю совокупность его мыслей и переживаний в трагический момент перелома в его миросозерцании, когда спасение он находил лишь в поэзии, куда и переносил он своих героев, именно этим принц привлекателен и близок всякой личности, это Шекспир перед нами во всех изгибах его души и умонастроения, во всей исключительности гения, принца из поэтов, который достиг вершин европейской истории и культуры и увидел под ногами бездну, где все высшее и низменное в человеке равно превращается в прах.